1 января в российский прокат вышел фильм Андрея Кончаловского «Щелкунчик и Крысиный король 3D», снятый по мотивам сказки Гофмана. КиноПоиск представляет интервью с режиссером картины.
Вы давно собирались снять этот фильм. Наверное, есть какие-то личные мотивы? Вам эта сказка чем-то дорога?
Особенных личных мотивов у меня не было. Просто однажды меня наняли, чтобы написать сценарий для большого английского режиссера. Это было очень-очень давно, ваши родители еще ходили в школу. Ну а потом, спустя еще несколько лет, я вспомнил эту вещь - мне хотелось снять детскую ленту. Я думал о том, чтобы сделать картину, которая была бы в таком же жанре, как и «Мэри Поппинс» - сказка с чудесами, с летающими людьми, с добром, злом, с борьбой света и тьмы. Такая, чтобы взрослые люди себя почувствовали детьми.
А когда вы прочитали оригинал сказки, произведение Гофмана, произвел ли он на Вас впечатление?
Да я прочитал его, когда начал делать первый сценарий, в шестидесятые годы. Тогда и надо было читать Гофмана. К тому же, по-моему, у Дюма есть еще переложение, как раз для детей. Это ближе к Гофману, чем к Чайковскому.
Почему решили снимать в 3D?
Потому что это магия, это и есть сказка. Волшебство, особое пространство, сказочный мир, комната, внезапно увеличивающаяся в размерах, ребенок внутри елки высотой в сто этажей. Такая картина просится в 3D.
Как Вы думаете, эта сказка больше для взрослых?
Все хорошие сказки - для всех. Нет никакого разделения. В каждой великой сказке есть что-то и для взрослых, и для детей. Можно же по-разному сделать сестрицу Аленушку и братца Иванушку, так, что и взрослые будут плакать.
А для чего взрослым нужны сказки?
Во-первых, в каждом взрослом есть ребенок, во-вторых, сказка — это форма иносказания, сказка — это древняя форма творчества. Это первобытная форма поэзии, потому что любая поэзия — это гипербола, а сказка — это настоящая гипербола. Любую сказку можно рассказать только для детей, можно рассказать только для взрослых, а можно рассказать для всех. Это зависит от способностей рассказчика.
Вы же раньше не снимали сказок. Почувствовали особенности работы?
Ну, когда Чайковский писал «Пиковую даму», а потом «Щелкунчика», никто же не спрашивал его, в чем разница работы. После драмы, фантастического реализма, он решил сделать «Щелкунчика» — балет для развлечения, скорее всего, для детей. К сожалению, американский зритель знает только произведение Чайковского, а мой фильм не сделан по нему. В нем использована музыка Чайковского, но истории - Гофмана, поэтому американцам будет сложно смотреть картину. Они ожидают легкую, балетную вещь, а там есть и страх, и мрак, и опасность, и злодеи. Они бывают нелепо смешными, но тем не менее, могут стать и страшными.
То есть, Вы решили не облегчать зрителю задачу. Ваше отношение к зрителям…
У меня нет отношения к зрителям.
Никакого? Но Вы же хотите оказать на них какое-то воздействие?
Это отношение к моим героям. Я думаю о них и о своих чувствах. Вот когда Пушкин писал стихи, разве он думал о том, кто его будет читать? Он же думал о том, как выразить то, что его переполняет.
То есть это неправильно — думать о читателях и зрителях?
Нельзя не думать о них, потому что говорить надо на понятном им языке. Если вы неожиданно напишете роман на древнеегипетском, это будет гениально, но его никто не поймет. Вы не добьетесь результата. У художника есть желание свои чувства разделить с другими людьми, чтобы они почувствовали то же самое. Он же делает это для других. Он выражает свои собственные чувства, волнующие его в первую очередь, но для того чтобы поделиться ими.
В чем секрет правильного восприятия?
Правильного восприятия не существует отдельно от субъекта этого восприятия, от человека, который читает, слушает или смотрит. Если вы весь зал набьете эвенками — оленеводами, которые говорят на эвенкийском языке, — и они будут смотреть этот спектакль, то они вряд ли его правильно воспримут. Правильное восприятие зависит от тех, кто воспринимает.
То есть для каждого будет своя история в любом случае?
Конечно, у каждого ведь свой опыт и своя жизнь. Конечно, людей всегда что-то объединяет, схожие реакции в каких-то основных вещах. Но в музыке, например, абсолютно субъективные слезы могут быть у каждого отдельного слушателя, разные чувства и разные образы.
Но вот в кинотеатре люди смеются в одних и тех же местах и плачут одновременно.
Конечно, ведь кино — вульгарное искусство. Оно оставляет слишком мало места ассоциации. Оно пережеванное, законсервированное.
Кино в том состоянии, в котором оно сейчас?
Нет, вообще, как вид искусства. Кино дает образ, конкретный образ. Когда вы читаете книгу, возникает ваше личное представление, музыка тоже создает только ваш образ, а тут вам дают что-то конкретное и ничего другого. Недаром люди после просмотра какого-то фильма говорят, особенно после экранизации: «Ерунда, я совсем не так все представлял». Кино не соответствует их представлению. Оно просто не может соответствовать представлению всех и каждого.
А зачем тогда вы занимаетесь вульгарным искусством?
Потому что у меня это получается.
То есть, вы не вкладываете в слово «вульгарный» негативного смысла?
Вкладываю, но вульгарный — значит ограниченный. Любая вульгарность ограничивает... Театр — гораздо более высокое искусство, чем кино. Есть полифония, есть возможность интерпретации. Театр смертен. Спектакль увядает. А кино - как в консервах. Конечно, и оно может умереть, но это — застывшая форма, а театр — живая. Сегодня один спектакль лучше, завтра другой, все это живое и неизбежно приходит к концу. Музыка - жива. Не потому, что ее записали, а потому, что она вызывает чувства, только когда она звучит. Когда она звучит, она существует. А спектакль живет, только когда звучит. Звучать может по-разному и умирать, потому что это живые отношения между людьми. Вплоть до того, что артист может по разному себя чувствовать во время разных спектаклей... А может вовсе придти больной или даже нетрезвый.
Кстати, а в работе с российскими артистами и зарубежными для Вас есть различия?
Нет. Все артисты — существа очень уязвимые, и в них много трепета, в настоящих артистах. А это чувство общечеловеческое, интернациональное... Вообще-то, я не думаю, что актерская профессия сейчас является очень почетной. Она кончилась.
Когда?
С началом всего этого "рынка". Сейчас на первое место вышел спорт. Смотрите, какие футболисты замечательные спортсмены. Они зарабатывают немыслимые деньги и являются национальными героями. Сейчас футбол занимает гораздо большее место в жизни людей, чем что-то духовное.
А как Вы думаете, из-за чего такие изменения происходят? Это какой-то путь развития цивилизации?
Деньги - вот причина. Раньше не было возможностей так много зарабатывать. Не было маркетинга, искусства манипуляции сознанием, не было этой невероятной теории рекламы. До Второй мировой войны реклама вообще была другой, а сейчас она стала идеологией всего цивилизованного мира. Реклама, а не продукт. Сейчас реклама важнее продукта, а раньше так не было, раньше продукт для себя делал рекламу. Шаляпин был гениальным певцом, а Лев Толстой был гениальным писателем, и реклама последовала за их талантом. Сегодня реклама может сделать кого угодно звездой, потом выкинуть и взять другого. Сейчас ценности создаются в денежном эквиваленте, а раньше они создавались в эквиваленте духовном.
И Вы же стали частью этого...
Ну, куда же деваться. Но я не могу не констатировать определенного пессимизма в отношении будущего человеческой цивилизации.
А разве искусство нам не помогает?
Люди могут стать лучше на две минуты, пока они не вышли на улицу и кто-то не наступил им на ногу. Оно должно помогать. Но если бы искусство могло изменить мир, мы бы давно жили в раю. Все великие произведения уже созданы. Написаны. Достаточно было бы Шекспира, Чехова, Эсхила, Софокла и Библии, чтобы люди стали святыми. Но этого не произошло. Люди способны создать себе ад в любой момент. Вы это не видите сами? Выйдите на улицу, посмотрите на 15-летних проституток, представьте себе их жизнь, как они во дворах собираются с этими мадам, какие там бандюги их прикрывают. Все это существует тут, рядом с этим нашим прекрасным, вечным и светлым.
Но большинство старается не думать об этом.
Это не имеет отношения к реальности, это уже другой вопрос.
Вернемся к нашему «Щелкунчику. Актеров для него вы как выбирали?
Когда выбираешь артистов, думаешь только об одном - чтобы они соответствовали образу. Соответствовали такой картине, где должен быть юмор и "фан", эксцентрика и много иронии для взрослых, юмора для подростков и сказки для детей. Одни режиссеры отталкиваются от того, как они видят, другие — от того, как они чувствуют характер, и потом это должно сойтись. Есть режиссеры, которые замыкаются на своем видении, есть режиссеры, которые разомкнуты и принимают жизнь по мере поступления информации о ней.
А вы?
А я — по-разному. Иногда меня убеждает артист, а иногда мне кажется, что я точно знаю, как должно быть. Вы сейчас спросите: "Как было с этим фильмом?", но не помню уже, я написал его 15 лет назад, у меня было точное представление о том, какие должны быть артисты тогда, потом они менялись, я менялся...
А большая ли разница между первоначальным замыслом и тем, что получилось?
Я думаю, что когда фильм замысливался, то приблизительно так и было. Конечно, я не думал, что буду снимать в этих местах и работать с этими актерами? Но знал, что буду работать с артистами, которым могут делать определенно то и это. То есть, стремился к образу, а не к конкретному артисту. Не так важно, кто играет крысу, главное, что она получилась смешная, дурацкая, глупая и злобная. И даже в озвучке: Пугачева замечательно сыграла голосом Крысиную королеву, а Киркоров замечательно озвучил ее сына.
А среди картин, снятых в 3D, Вы что выделяете для себя?
Только «Аватар», и то его там слишком много. Слишком много 3D плохо, это утомляет. Нельзя кататься на американских горках три часа. 15 минут — хорошо, а два часа — можно умереть. 3D само по себе не является гарантией удовольствия для зрителя.
Вам не кажется, что эти технологии опошляют, делают кино еще более вульгарным искусством?
Это не технологии опошляют, это люди опошляют технологии. Любое изобретение человечества может быть использовано во благо и во зло.
Но почему-то чаще выходит во зло...
Это проще, наверное.
А восприятие американского и российского зрителя будет разным? Вы думали об этом?
Абсолютно разным. Американский зритель вряд ли поймет картину.
Если Вы так думали, зачем запускать фильм в американский прокат?
Надеялся, как дурак. Сегодня восприятие американского зрителя - особенно детей - уже сформирован: характерами, четко разделенными на хороших и плохих; философией позитивного мышления, которую американцы проповедуют и согласно которой зла не должно быть - его не надо видеть, надо очищать все, детям нужно показывать только хорошее. Это делает детей неготовыми к жизни. Русский ребенок и не такое видел. И русский человек — это человек, который до сих понимает, что зло есть, что оно неизбежно. Русский человек читает Достоевского. Да что там! Он сам — герой Достоевского. А американский зритель униформирован сегодняшним голливудским кинематографом, который стоит на том, что самое важное в картине — прибыль. Поэтому когда тратятся огромные деньги на картину, она должна понравиться всем. А что может понравиться всем? Как только возникает индивидуальность, то она раздражает. В Голливуде сейчас больших режиссеров не осталось - тех, что поднимают сложные моральные или этические вопросы. Практически нет. Все большие картины — это «Спайдермен», «Айронмен»... И все звезды должны сниматься в этих лентах. Хелен Миррен, великая актриса, для того чтобы оставаться на поверхности, должна сниматься с ружьем в кожанке и стрелять в кого-то, потому что так устроен рынок. Она должны идти на компромисс, чтобы потом сыграть королеву Англии или Софью Толстую. Тут ничего нельзя поделать. В Голливуде художнику, который хочет быть независимым или выражать свои искренние представления о человеческом существе, делать нечего.
Но вы же искренне снимаете?
Те картины, которые я снимал в Голливуде… Это было 20 лет назад. Был другой Голливуд, тогда еще можно было снять «Крестного отца». Тогда Дэвид Мэмет работал в кино, а сейчас все кончилось. Картины стоят 250, 200, 180 миллионов, они рассчитаны на детей, которые в основном играют в видеоигры. «Трон» — это видеоигра, где сделана видимость характеров. Это другой способ развлечения, который имеет очень отдаленное отношение к искусству, но имеет прямое отношение к профессиональному созданию некоего энтертейнмента. Я бы не снял сегодня «Поезд-беглец», там слишком много философии, сейчас надо то, что снял Тони Скотт. Там нет философской притчи, которую написал Куросава. Мир изменился, он другой. Надо жить в этом мире и пытаться протащить свои идеи.
А в России тоже все к этому идет? Потому что в нашем кино многие ориентируются на Голливуд, на его стандарты?
К сожалению, это так. Голливуд имеет невероятное влияние на русский прокат и русского зрителя. Русский зритель все больше садится на иглу этого кино, которое не имеет никакого отношения к жизни. Голливуд не имеет никакого отношения в жизни. Вообще. Конечно, остались Коппола, Вуди Аллен, Скорсезе. Но Коппола теперь снимает свое, маленькое кино, он Голливуду не нужен и мировому зрителю не очень-то...
Зато дочка его получает призы на фестивалях.
Она молоденькая еще, и кино ее такое же — только что родившийся ребенок, он только стоит на ногах. Она делится своим опытом. Эти картины приятные, но не те, которые оставляют след. Они сделаны профессионально, но профессия не заменит главной цели искусства — попытаться понять бесконечность человека...
...в его развитии?
Развития никакого нет, человек не меняется, это иллюзия. Меняются окружающие его машины, а у человека те же самые мысли и те же самые страхи. И любит он то же самое — поесть, трахнуться, полюбить — и боится смерти. Все то же самое, что и тридцать три тысячи лет назад.
А у вас были моменты, когда вы ничего не желали?
Это очень страшно, я больше всего на свете этого боюсь. Иногда бывали, но очень редко, я быстро нахожу в себе силы, голодать начинаю или бегать, или делать что-то такое, что все это меняет. Пока есть желания, ты живешь.
Источник: Кинопоиск
|
